Манифестирующий генератор

руслан сидики - герой человечества

прикольные пидарасы

кладбище пидорасов

стоило ли все что случилось с украиной того что пришлось за это заплатить -а последствия огромны и большая часть их еще в будущем.
не мне судить, конечно.
но если бы в 22 украина сдалась узким, о таком политичесеом субъекте как украина следовало бы забыть.
вопрос не в политической суверенности государства. вопрос в том что тгла только складывающийся народ был бы разрушен, осталась бы правобережная украина -и все. и то не вполне собой.
и что? были бы живы сотни тысяч людей,,целы города и села, не отравлена почва и воздух, живы леса и реки. стоила ли потеря всего этого призрачной националтной суверенности?
отвечать на такой вопрос тяжело, невозможно, а я и просто не имею морального права.
но. я могу смотреть далеко вперед. имею право помкрайней мере..
и мне личномкажется что перединами лищъшь начало огромных процессов. пиларашка в немочень далекой перспективе рассыпется окончательно. м тогда науионалтная солидарность нового народа украины станет главным капиталом в мире десятибалтных политичевких и территриальных штормов. в истории ты. ывпешь либо объектом либо субъектом. горе объектам. о ни- помнят лишь историки.
субъекты жемаонесно могут погибать и умирать. но все страны и народы нам известные вышли из субъектов истории. тех кто имел силу и способности действовать и сопротивляться.
сохранение уераины как политической нации ласт ей шанс участвлвать в будущем упорядочивании мира межлу ворошежем и хабаррвском как грок а не как жертвенное животное.
но то де самое модно сказать и о пространстве межлу львивом и порто. бупя там будет тоже порядочная.
и только у политического народа украины будет шанс в этом процессе стать его участником со своими планами и задачами.
стоит ли все этой зыбкой надежды? может лучше жить вне всего? но вне всего немполучится, и жертвы голодомора взывают и вопиют. хоббиты вне большого мира все равно получат колхоз с колдуном во главе .
не существуя как политическая нация, украинцы -лебнули в 20 веке сполна. и жертв было поболе сем в нынешней войне.
и потому на мой взгляд жертва ради создания политической нации -меньшее и зол в том темном мире, который лежит перед нами впереди

пидорасов пидорасит

идея сделать мир лучше опасна тем, что "мир" в ней используется как замещение для слова "реальность". они синонимичны, и когда мы говорим про реальность то надо понимать что есть только две реальности о которых может идти речь
1) "объективная реальность"
2) "субъективная реальность"
при цели улучшить мир, вторая постоянно норовит перестроиться в первую. в известном смысле, мир необходимо присвоить перед тем как его улучшить. если моей целью стоит улучшить мир, то я вынужден постоянно наделять смыслом события и явления ранее находившиеся вне моего горизонта. поистине сверхчеловеческая претензия. когда я думаю о клише "сделать этот мир немного лучше", я вижу его невинность проступающую в слове "немного". сделать мир лучше в пределах своих возможностей. значит в идее о "мире" существует понимание своего места и своей ограниченности, что хорошо. нехорошо когда чья-то реальность, пускай сколь-угодно "объективная", норовит распространить себя на всё живое. это не может не иметь последствий, превращающих взор демиурга в поистине монструозный. сегодня, когда добрый ИИ-собеседник норовит стать безжалостным надзирателем, "повышающим эффективность" на рабочих местах, невольно задумываешься о том как нам повезло с недалёкими, алчными и предсказуемыми хозяевами мира. быть может, смерть к которой они нас ведут (Как вид, как способ построения человеческих сообществ) всй же лучше вечного рабства. холодного существования под ярким светом продуктивности

«Всегда опасно проводить прямые параллели между одной исторической эпохой и другой; и среди наиболее вводящих в заблуждение сравнений — между современной Европой и Северной Америкой и той эпохой, когда в Римской империи настали Темные века. И все же некоторые параллели и правда имеются. Поворотный момент в той древней истории произошел тогда, когда мужчины и женщины доброй воли перестали поддерживать римский imperium и отождествлять цивилизованность и моральное сообщество с сохранением этого imperium. Вместо этого они занялись (зачастую не вполне осознавая, что именно они делают) построением новых форм сообщества, в которых было бы возможно сохранить нравственную жизнь, чтобы мораль и цивилизованность могли пережить грядущие века варварства и тьмы. Если я верно описал моральное состояние нашего общества, некоторое время назад мы тоже достигли поворотного момента. Что имеет значение теперь, так это построение локальных сообществ, в рамках которых получится сохранить цивилизованность, интеллектуальную и нравственную жизнь в течение новых темных веков, которые уже наступили. И если традиция добродетелей смогла выжить в ужасах предыдущих темных веков, то и нам не следует терять надежду. Однако на этот раз варвары не стоят у границ — они уже давно правят нами». (c) Аласдер Макинтайр

Утренний улыбон об одном из сонетов Шекспира

***
У Шекспира имеется сонет, первый катрен которого звучит так:
Божок любви под деревом прилег,
Швырнув на землю факел свой горящий.
Увидев, что уснул коварный бог,
Решились нимфы выскочить из чащи. .....
В современной российской бытности этот сонет мог бы звучать точнее и прозаичнее: достаточно лишь добавить одну маленькую букву:
Бомжок любви под деревом прилег,
Швырнув на землю факел свой горящий.
Увидев, что уснул коварный бог,
Решились нимфы выскочить из чащи. ...
Мои бесценные приятельские связи продвинули начатую мной мысль и дальшее и глубжее:
Бомжок любви под деревом прилег,
Швырнув на землю фак ю свой горящий.
Увидев, что уснул коварный бог,
Решились милфы выскочить из чащи. ...
Занавес.

В порыве страстном, как пчела,
Он жопой хуй ужалил

в миллиардах майк принц показывает охуенную шнягу. вообще искать исповеди у матери своей жертвы (Пускай и условной но всё же) я пытаюсь трактовать через фуко, с его противопоставлением конфессии и паррезии. почему он выбирает то а не другое - должна быть причина, кроме его прозвища фома аквинский. однако дальше происходит вот что. вернувшись с неудавшейся исповеди в фирму, он описывает её своему помощнику в транзакциональных терминах ("она разделала меня на куски"). далее, он переводит главный совет матери жертвы ("перестань делать зло хорошим людям лишь потому что ты думаешь что лучше их") тоже в транзакционную схему. практически, мы видим как майк принц "черпает вдохновение" из того что было драмой, и превращает это в бизнес-стратеги. сублимация. и в этой же серии есть и другие причины вспомнить про психоанализ. если говорить про нелюдей из мира бизнеса, то можно вспомнить что история человечества всегда имела какой-то бзик, ебанутость, особым образом выводившая людей из непосредственно людского. сумасшедшие варлорды, безжалостные пираты, всевозможные сектанты и ксенофобы - всегда была какая-то область жизни, содержавшая в себе поле для крайности. конечно хочется воспросить - как вышло что до крайности докатилась целая страна, и остался бы дедушка ра при своём "каждай крайность должна быть прожита", узнав то что так и не успела ему рассказать про пидорашку бина; думаю что дедушку ра похлопал бы по плечу карл шмитт, сказав "всё так, но есть лишь одна крайность которая вне игры - крайность запрета всех прочих крайностей". та крайность которая запрещает все прочие (а пидарашка это именно такая крайность) должна быть уничтожена ради баланса вселенной. судя по всему майк принс нарисован именно такой крайностью, стремящейся к абсолюту. в ответ на что слишком человечные люди находят в себе силы объединить маленькие силы и опровергнуть тирана

племенная эмоциональная волна совсем не дружит с коллективной. племенные постоянно портят коллективным настроение своим динамизмом, ведь племенная эмоциональная волна постоянно скачет (пускай и врамках градуального build-up). у коллективной же скачков нет, там просто градация, откуда у племенных ощущение что коллективным тупо похуй

Словно хитрый готтентот в коровник
В мир заходит Русская Мораль
С ней кувалду держит уголовник
С ней ребёнка гладит пономарь
Мы «не мы такие жизнь такая»
На знамёна гордо нанесём
Всё неоднозначно в нашем рае...
Но мы однозначно ни при чём.

удивительно но идея которую выдвинул сериал "миллиарды" в своих последних сезонах это о том, что маленькое зло лучше большого. маленькое зло незаметно (если не вглядываться, что, как в случае с Чаком, никогда не бывает без отдельной на то причины), а вот большое зло требует больших компенсаций, больших агенд, больших прикрытий. благими намерениями устлана дорога в ад - но лишь в той мере в какой эти благие намерения сопровождают дурные поступки.

Россия - это закрытое сообщество пидорасов.

Прошедшие инициацию её отрицают, непрошедшие же - вытравливаются как чуждый вид. Инициацию в пидорасы Надточий почти 20 лет назад назвал "производством тел-без-боли", на примере издевательств в армии. Собственно, фирменное рузское "это не я" как неспособность приписать себе действия видится мне кратчайшим путем к прекращению такового воспрашивания. Говоря "это не я" узкий рассчитывает либо перевести стрелки, либо же в принципе уничтожить их. Однако - вот сюрприз! - без стрелок нет и того на кого они показывают. Без вины и ответственности нет и человека. Похоже ковид промутировал туда где никто этого неждал, породив Всемирную Эпидемию Пидарасов.

Рузское тело-без-души распадается на два отдельных образа: кукла-марионетка, и апатийя.

Время штрейкбрехеров
Олег Аронсон

Трудно писать о путинской России. Трудно и не хочется. Не хочется употреблять слово "Путин", поскольку тем самым уже вторгаешься в сферу политики, где любое твое высказывание не просто остается пустым сотрясанием воздуха, но еще и готово обернуться против тебя, заставив сожалеть о сказанном. Сожалеть приходится вовсе не потому, что был не прав, или несправедлив, или превратно истолкован, а потому, что слова твои оказываются обращены всегда не к тем, кто слышит, а к тем, кто подслушивает... Вот уже кто-то готов усмотреть паранойю в этой фразе, проинтерпретировать ее как "теорию заговора", "засилье спецслужб" или что-то подобное. Однако я говорю о другом. Об особом изменении политической чувственности, которая произошла в России на наших глазах, когда достигнут переизбыток высказываний, повторяющих друг друга, когда их бессодержательность стала условием возможности их существования в сфере медиа. Потому слушать их уже просто невозможно, потому само слушание стало работой.

Речь пойдет не столько о политической ситуации, когда концентрация власти, капитала и средств массовой информации в одних руках стала очевидной, сколько о ситуации "неполитической". Но когда мы рассматриваем зону "неполитического", зону жизни простого человека, то одним из условий, ее формирующих, сегодня все равно остается политика. Политика давно уже не то, в чем участвуют люди, но то, что формирует людей. Она перестала быть противостоянием партий, социальных групп, взглядов и убеждений, она перестала быть чем-то, чем занято только государство и его отдельные институты. Она проходит по нашим телам, голосующим на выборах, работающим, смотрящим телевизор, сидящим в кафе, курящим, спящим, умирающим... Она давно уже - биополитика. Это не новость. Новостью всегда оказывается время, в котором живешь.

Именно это заставляет высказываться сегодня, в это странное время, которого мы не ждали и в котором оказались. Время, которому трудно найти точную характеристику. Или хотя бы неточную, но улавливающую ситуацию времени. Определить хотя бы некоторые особенности ситуации означает, в данном случае, дать возможность абсолютно немым и слабым силам неполитического, обнаружить возможность иной политики. Не придуманной политологами и политтехнологами, а произрастающей из самой жизни общества. В наше время это представить себе крайне трудно. Но для начала хорошо бы было хоть как-то описать это "странное" время. Когда оно начинается? И в чем же его странность?

Было бы ошибкой думать, что время новой политической чувственности начинается с приходом новых политиков к власти. Скорее их приход - это уже симптом. Некоторые еще помнят (хотя на уровне масс-медийного контроля сделано все возможное, чтобы многое было забыто) горбачевскую перестройку и начало ельцинского правления. Это был романтический период, когда в нашу жизнь вошел опыт демократии. И именно потому, что опыт этот был нов, то и сама идея "демократии" воспринималась романтически. Это была анархическая демократия, демократия без институтов, ее обуславливающих. И в этом смысле она была народной независимо от того, что значительная часть населения могла ее и не поддерживать. Стихийность и народность демократии конца 80-х и начала 90-х, в свою очередь, не могли бы проявиться, если бы в советское время (в основном в брежневское) не сформировалась бы жизненная потребность в бунте.

Я сознательно употребляю слово "бунт", а не "сопротивление" или "изменение строя", поскольку последние были уделом лишь политически активных представителей общества. Бунт же всегда имеет неполитический характер, он исходит из самой жизни, а не из ее политических реалий. Бунт исходит из голода и страха, из унижения и несправедливости, которые выходят за рамки отдельного человека, становясь явлением общественным. Бунт - это сопротивление тел, отмечающее собой предел биополитики.

Слово "демократия" стало символом этого бунта в конце советской эпохи. Потом же демократия стала строиться, обнаруживая свои недостатки, апории, свои слабые стороны. Для критиков западной модели демократии все это более или менее очевидно. Институционализированная демократия, конечно, представляет собой достаточно изощренный механизм контроля, когда вводится явное отождествление простого человека и человека социально активного. Ты - человек, если у тебя есть "точка зрения", "право голоса", "избирательное право", но главное, когда ты наделен пусть мнимой и ничтожной, но все-таки властью. В этой редукции политики к индивидууму заключена постоянная риторика демократии и ее хитрость. Надо сказать, что от этой риторики не отказалась и нынешняя политическая элита, хотя повсеместно уже слово "демократия" стало ругательным, а инвективы в сторону западного общественного устройства - общим местом. И в этом, конечно, обнаруживается определенное сходство нынешнего времени с советским, когда была и конституция, и выборная система, и суды с адвокатами, и пресловутая "критика снизу"... Но тогда же было и общее (пусть и негласное) понимание фиктивности и лживости всей этой системы, что стало одним из истоков перестроечной общности в бунте. Сегодня ситуация иная. Во-первых, именно на "демократию" и "демократов" официально возложена вина за все невзгоды ельцинского периода правления. Во-вторых, и это главное, у такой марионеточной демократии появился свой обслуживающий персонал, который выходит далеко за рамки реально действующей политической бюрократии. Главным образом это новое поколение людей, чаще всего молодых, не помнящих не только советского времени, но даже и первых постперестроечных лет.

Было бы, однако, несправедливо ограничивать этот срез общества только "новыми" людьми, в основном успешными или надеющимися успешными стать. Однако в отличие от многих представителей более старшего поколения вполне цинично обслуживающего нынешнюю политическую власть, благополучно забывших то, что говорили десятилетие ранее и во что верили (может быть искренне) два десятилетия назад, "новые" люди сформированы уже именно как политические тела. Понять, как они устроены, значит отчасти прояснить ситуацию.

Мы регулярно видим в телевизионном эфире ведущих политических ток-шоу (например, Владимира Соловьева и Максима Шевченко), у которых на всякое замечание об отсутствии в стране свободы слова, о контроле государства за средствами массовой информации, находится в запасе удивительная по своему цинизму реплика: "Вы же говорите это на всю страну с телеэкрана..." Мы постоянно сталкиваемся с тем, что критические взгляды на современное положение дел в стране высказывают люди, давно превратившиеся в телевизионных клоунов (Новодворская, Жириновский, Боровой, Немцов и другие). А если и попадают случайно в эту обойму новые лица, то ведущие найдут нужные (заготовленные) слова, чтобы продемонстрировать публике маргинальность их позиции, выказав показное удивление, что даже таким "безумцам" наша демократия дает возможность высказаться...

Российская имитационная "демократия" ни в какой мере не является общественным устройством (со всеми присущими ей недостатками), она давно превратилась в один из прочих политтехнологических инструментов. И не стоило бы говорить о ней вовсе, если бы она не воплощала в себе ту двойственность, которая вообще характерна для нынешней ситуации. Демократия, почти как Зурабов, виновата во всем, но и отказаться от нее нельзя. То есть она по-своему "эффективна", но должна существовать также и потому, что виновата, чтобы плодить и плодить ряды ее ненавистников, ряды истовых защитников существующего строя.

Вот одна молодая писательница (Анастасия Чеховская) в "Известиях" с восторгом рассказывает о том, как была на встрече с Путиным, как она рада госзаказу, чтобы воспитывать и образовывать население, учить его "чувствам добрым". При этом она ничтоже сумняшеся называет этих людей люмпенами, мутировавшими от масс-культа, почти откровенно заявляя, что "молодые" (такие, как она) - новая элита.

Вот современные художники. Госзаказ им еще не поступил, но они уже стараются найти того, кого нужно обслуживать.

Вот другие "молодые" - движение "Наши", одетые в одинаковые спортивные куртки (понятно, на чьи деньги приобретенные), организованно автобусами завозятся на митинг в поддержку Путина.

Вот они же на Пушкинской площади, охраняемые милицией, поют песни и выкрикивают патриотические лозунги в тот самый момент, когда рядом, на другой стороне Тверской, ОМОН избивает дубинками марш несогласных.

Вот еще одни "молодые", которые сами приходят на марш несогласных, но не потому что не согласны, а чтобы устраивать провокации.

Вот юзеры интернетовского "Живого Журнала", которые ни в партиях не состоят, ни на митинги не ходят, но которые с удивительной активностью высказываются в поддержку практически любых государственных инициатив, клянут то грузин, то эстонцев, то пенсионеров, не желающих продавать свои подмосковные участки.

Все это уже не просто "политическая активность населения". Ей вообще-то взяться неоткуда. Время ее не предполагает. Это новое социальное пространство, сформировавшееся именно в последние годы, описать которое можно как конкурс вакансий на место под солнцем. Только в конкурсе этом нет ни комиссии, ни критериев. Скорее, это даже не конкурс, а шоу, в котором лишь самые циничные оказываются у власти или на телеэкране, другие же осваивают практику "естественного цинизма" (обучение не видеть ни боль, ни унижение, ни попрание свобод) в ожидании призыва на самую захудалую "бюрократическую" (в самом широком смысле слова) должность, где все эти навыки наместника императора проявятся с должным рвением.

Можно сказать, что ударными темпами выведен новый тип человека, прошедшего школу политической перцепции. Именно этот тип г-н Павловский назвал "победители". Он опознается моментально, когда кто-то заводит речь об "ужасах ельцинской демократии", когда критикует "несогласных" за то, что у них нет "позитива", когда радуется растущему бюджету страны и величине стабилизационного фонда, когда осуждает уклоняющихся от налогов предпринимателей, подсчитывая, сколько денег из-за этого не получили врачи, педагоги, пенсионеры (естественно, забывая при этом, что деньги от налогов идут государству, которое при своем огромном бюджете именно нуждающимся ничего не платит)... Можно перечислять и далее. Нельзя сказать, что все эти люди обеспеченные, но все они уже "иные". И даже если денег и власти у них еще немного, но деньги и власть уже виртуально участвуют и в их мышлении, и в их чувственности. Такие люди нужны государству. Это новая "властная" подвластная элита. Полувластная. Властная до тех пор, пока ей не припомнили, как и кто ее сделал. Полупобедители...

Но что делать с проигравшими? Что делать с теми, кого мы по-прежнему называем простыми людьми? С теми, кто молчит, смотрит телевизор, при этом не важно - осуждая или поддерживая Путина? С теми, кто при всем желании (даже в фантазиях) не может ощутить значимость стабилизационного фонда? С теми, кто, доведенный до последней черты, протестует, слыша в ответ, что права на митинг у него нет и что защищать свои права он должен в суде в соответствии с принципами демократии?..

Разделение, которое произошло сегодня, вовсе не сводится к разделению на богатых и бедных. Именно так удобно представлять положение дел СМИ, чтобы направить энергию протеста против олигархов. Размежевание в нынешней России проходит по границе "победители" - "проигравшие". И это уже даже не граница, а пропасть. Не так просто перемахнуть из одного стана в другой. И, как ни странно, куда проще стать "победителем" (для этого создается множество условий). Куда труднее примкнуть к "проигравшим", разделив с униженными их опыт унижения.

Проигравшие не нужны. Они не просто забыты, но они планомерно, годами подвергаются настоящему геноциду. Создается полное ощущение, что не только анастасии чеховские, но сама государственная власть ждет естественного исчезновения целых слоев населения. Сначала - люмпенов. Затем пенсионеров. Затем тех, кто продолжает их зачем-то лечить. Затем тех, кто (видимо, проявляя свою "пассивность") продолжает работать в маленьких городках и деревнях за нищенскую зарплату. Затем тех, кто что-то помнит. И наконец, тех, кто не хочет вступать в ликующие ряды победителей.

Политика в путинской России практически полностью строится на принципе исключения. Если ты не лоялен государственной власти, то рано или поздно ты будешь проигравшим. Совсем иной характер принимает обычная работа, которая даже в минимальной степени связана с политикой. Если когда-то можно было говорить об "убеждениях" или "временном сотрудничестве", то сегодня грань между сотрудничеством и штрейкбрехерством становится ничтожно малой и стирается с каждым днем.

Когда-то, в советское время, люди вступали в комсомол, поскольку это было условием поступления в вуз, становились членами Коммунистической партии всего лишь потому, что порой это было опять же необходимым условием, облегчавшим им выполнение их профессиональной деятельности. Все понимали двусмысленность ситуации, и искренних коммунистов в брежневский период можно было пересчитать по пальцам. Более того, хотя диссидентов и правозащитников в то время было ничтожно мало, но огромное количество людей (пожалуй, большинство) были пусть и не инакомыслящие, но "несогласные", а перестройка показала, что таких "несогласных" много было даже в коммунистической верхушке.

Ныне никуда вступать необязательно, но надо быть "согласным", то есть думать по-государственному, а точнее надо иметь тело, адаптивное к государственной линии. Иначе - ты исключен, даже если не инакомыслящий, а просто человек. Исключение вошло в принцип государственной политики. Оно и экономическое, и политическое. Надо быть обслуживающим персоналом (власти или природных ресурсов), иначе о тебе и не вспомнят. А если вспомнят, то в виде очередного ток-шоу (чаще всего предвыборного), которое привычно не даст никаких результатов. Надо ходить на выборы и голосовать за одного из списка, давно уже состоящего из плохо различимых между собой "победителей". Если же ты аполитичен или "протестуешь", то сегодня тебя не существует - процентный барьер явки отменен, графа "против всех" тоже. В результате, легальное пространство протеста исчезает, а идя на выборы, осуществляя эту самую демократическую из всех демократических процедур, невольно становишься послушным и даже немного штрейкбрехером.

Не слишком ли сильное слово? Не думаю. Но где, можно спросить, та "забастовка", тот протест, в конце концов, та политика, по отношению к которой огромная масса людей вдруг становятся штрейкбрехерами? Неужели только реплики телеведущих и провокаторы в толпе митингующих приводят к таким выводам? Тем более, что первые с пеной у рта будут утверждать, что именно таковы их убеждения, а вторые - что проводят давно уже привычную "эффективную политику". И вправду, слово неуклюжее, но по резкости своей, на мой взгляд, очень точное. Вроде бы и ломать особенно нечего (все протесты малочисленны и локальны), да и образ у этих людей другой - позитивные строители. Но если задаться вопросом, что же они строят, то станет понятно и что они ломают.

А строят они, все как один, "сильное государство". Они волонтеры. В лучшем (и крайне редком) случае искренние энтузиасты, но в принципе - расчетливые прагматики. А логика сильного государства требует торжества победителей. Над побежденными. Как во внешней политике, так и во внутренней. Но если во внешней политике враг находится легко, а еще легче - слабый враг, то во внутренней искать "врагов народа" (они же - враги государства) уже начинают. И ими оказываются те, кто протестует. Пенсионеры, обедневшая интеллигенция, часть студенчества... И здесь уже не важно, кто "левый", а кто "правый", поскольку это не просто протест, это бунт (пусть пока и очень слабый), который носит неполитический характер, хотя и обусловлен политической ситуацией.

Бунт бесправен. Так называемые "демократические права" - избирательное, право на митинги и собрания, на забастовки, а также возможность обращения в судебные инстанции - так или иначе, но имеют своей целью ограничение возможностей для бунта. Это механизмы регуляции общественного недовольства. Потому-то от "демократии" так трудно отказываться. В конечном счете, это выгодная для государства форма правления, особенно для того государства, которое неразрывно связано с крупным капиталом. Для деспотий привычно подавление бунтов. Для демократий - создание механизмов их контроля. Всякий бунт моментально начинает интерпретироваться политически и использоваться теми или иными политиками в своих целях (касьяновы и хакамады будут всегда пытаться возвести посреди политически бесформенного протеста свою трибуну, так же как члены абсолютно подвластной общественной палаты не случайно появляются именно среди возмущенных жителей подмосковного Бутова, а не где-то в глубинке, где насилие власти над гражданами нисколько не меньше). Но, помимо протеста, в бунте есть и другая сторона - приостановка работы. Но не какой-то конкретной, а работы самого государственного механизма. Именно поэтому те, кто негативно настроен к любым проявлениям бунта, - либо бюрократы, либо штрейкбрехеры. Первые готовы без конца говорить, что надо реализовывать свои права в рамках закона. Это заложники понимания демократии как формы государства, что на деле превращает демократию в манипулятивный механизм. Вторые, и сегодня их становится все больше и больше, - тела, ставшие элементами функционирующей государственной машины ("сильной" и "успешной"), бесперебойная работа которой требует исключения любых помех. И основной помехой оказываются ненужные люди. Характерно, что от этих тел, обслуживающих государственную систему, мы постоянно слышим риторику "позитивности" и "трудового усилия" ("мы работаем, а они митингуют", "мы предлагаем новые законы, а они только маршируют", "мы строим государство, а они его расшатывают").

Между тем бунты становятся важным элементом, позволяющим осмыслить нынешнюю ситуацию. С политической точки зрения их нет, а есть лишь отдельные эксцессы маргинализированных групп. И эксцессы эти описываются в чисто негативном ключе. Однако в бунте есть и принципиальная позитивность, которая не видна сквозь призму политической аналитики. Позитивность эта заключается в том, что любой бунт фальсифицирует политику. Или по-другому: посредством бунта сама жизнь фальсифицирует политику, указывая на ее ложные притязания.

Здесь сталкиваются уже не разного рода политики, но разные этики. Первая - корпоративная этика, ставшая в последнее время повсеместной, этика нужности, полезности и надежности. Вторая - этика общности, которая заключается в том, чтобы быть вместе с теми, с кем ты не можешь разделить свои вкусы, свои взгляды, свои идеалы, но быть вместе с ними, порой совершенно другими, лишь потому, что готов разделить с ними общность в опыте несправедливости, опыте, знакомом в той или иной степени каждому. Именно этика общности, не записанная ни на каких скрижалях, является постоянно вытесняемым неполитическим истоком идеи демократии. Ее нельзя устранить полностью, но политикой выработано множество инструментов ее забвения. Однако забыв ее, всегда будешь глух к насилию, которое творится рядом, а порой и твоими руками.

2007

пидорасы завизжали)) что же тебя отвлекло от твоего бомжевания, дорогуша? возможность остаться на постой у старушки, которую хахлы уже до тебя объели? не быть тебе полноценным дикарём, всегда будешь оглядываться на белых людей с голодом в глазах. закрыть вас - и живите как пауки в банке. пидорасам адиос

даже нацисты не были такими пидарасами как рузские. в геноциде повинны и те и другие, но немцы в массе хотя бы были снисходительны, что отложилось в памяти жителей оккупированных в вмв территорий. немецкие солдаты банально помогали крестьянам, надо ли говорить какой контраст случился во время возвращения пидарасов? белая вина и белые привилегии - это вещи весьма далёкие от восточной европы. литовцу, чеху или поляку попросту не перед кем испытывать чувство вины. а вот рузские насрали всем, и конечно же они готовы на всё лишь бы не испытывать эту вину, и не брать на себя ответственность. "это не я" работает именно так, будь это изощренным механизмом или же проявлением антропологического свойства (звучащего как отсутствие души и человечности на территории раиси). поэтому задачей любого человека живущего в европе сегодня должно быть уничтожение пидарашки

пидорас пидорасу пидорас

Космос... Высадка на Марс...
Сейчас бы отправиться дикарём на пляжи ЮВА, питаться сезонными дикими фруктами, и заниматься кинковой любовью с покорными смуглыми азиаточками... А не вот это вот всё.
Близкие по духу люди не колонизируют Марс, а сливаются ритмом возле диджея, под наспех собранным навесом. Они не бегут подальше от земли в далёкий космос, а приносят его туда где они есть, чтобы стать ближе. Юра пересёк небесную грань, показав что Бога там нет. Мы пересекаем наши внутренние грани, и обнаруживаем Его в себе.
Наш Марс - неосвоенная незрелость. Слепое первенство - натёртая опрелость. Мантра-скафандр расширяет маршруты. Линза Уэбба, направлена вовнутрь к таинствам за которыми бежали. Высекаем заново, затертое в скрижалях. Полёт спиралью через опыт вился. И даже дальше, до того как родился. Пока не осталась лишь Любовь-Естество. Открывать нам больше нечего. Всё.

т.н. "рузскость" - это способ борьбы с совестью, чувство того что ты не один в том какая-ты мразь и нелюдь. перенос ответственности на фантазм, который затем задним числом наделяется всевозможными достоинствами, и проводится как бы сравнение. "путин наверное злодей, но если я скажу против него слово то меня отпиздят и лишат всего. лучше я буду за путина". как видите способность отпиздить является единственным достоинством т.н. "рузского"